Послесловие к выставке

МИР КАК ХРАМ КРАСОТЫ

1. У Тамары Юфа есть дочка Рита Юфа.

У Риты Юфа есть дочка Тоня Юфа.

Все - художницы! Причем самобытные, неповторимые. Перед нами редкостный по своей красоте пример наследования художественного дара. Эволюция есть единство сохранения и изменения. Да, одно поколение резонирует в другом - но каждое раскрывается по-своему. Это как в Троице: есть неразделенность - и есть неслиянность. Последний момент для нас особенно важен. Все три лица индивидуальны. Новая генерация не клиширует предыдущую, а идет дальше - торит свой путь; уводит выше и выше обороты единой спирали.

Со всей определенностью это можно сказать о Маргарите Юфа. Недавно состоялась ее первая персональная выставка. О себе весомо заявил сложившийся мастер. Конечно, имя Маргариты всегда будут сопрягать с именем Тамары. У них есть созвучья. Есть инварианты, связывающие учителя и ученика - и все же это очень разные художники, создавшие свои автономные миры. Переклички закономерны. Но существеннее несходство. Оно очевидно для внимательного взгляда.

2. Вот цикл Маргариты Юфа "Калевала". Работами именно на эту тему прославилась ее мама. Но сколь различные здесь подходы! Не сюжетные коллизии волнуют Маргариту, а глубинные архетипы, питающие мифологию эпоса. Художница раскрывает самый заветный пласт "Калевалы", укорененный в коллективном бессознательном, в недрах снов и медитаций. Отсюда символизм ее работ. Символизм тонкий, философичный! Мифологема "мирового яйца" обретает на графическом листе новую жизнь. Выявляется ее поэтичность. В конце концов это еще и метафора! Взглянул мифотворец на птичье яйцо - и увидел в нем прообраз Вселенной. Художница воссоздает этот процесс. Печать истинной поэтичности лежит на ее работах.

3. Всем своим существом Маргарита Юфа отзывается на софийную красоту бытия. Эстетика тут переходит в религию Что-то молитвенное есть в этих трепетных линиях, в этих вибрирующих формах. Иконами Бога становятся раковины, цветы, птицы. Художница воспринимает мир как храм красоты - и несет в него свою лепту. Завороженность прекрасным, замагниченность им: вот что исходит от работ художницы - вот что притягивает к ним.

4. Маргарита Юфа благоговеет перед неизреченной тайной жизни. Бог отпустил ей дар сопереживания и вчувствования. Когда она рисует растение, то становится им: с великой радостью раскрывает каждый лист, распускает каждый цветок. Невольно вспоминаешь овидиевы метаморфозы. Как не знать художнице о Дафне? Может, она и была ею - и память своей прошлой растительной жизни перенесла в это воплощение. Образы трав на ее листах изумительны.

Вот работа из цикла "Наши праздники": на дальнем плане - в черно-белом решении - кондопожское Успение; а впереди - и вровень с храмом - высится цветущая льнянка, данная в цвете. Какое наитье подсказало художнице так дивно зарифмовать церковь и растение? Одно поверяет и усиливает другое. Смотришь на причудливый желтый венчик - и внятно чувствуешь: это тоже как бы часовенка - и сейчас дьяконом гудит в ней басовитый шмель.

5. А раковины Маргариты Юфа? Кажется, что художница не рисует их, а они сами вырастают на листе, давая полную волю своей формотворческой фантазии. Это ее излюбенный декоративный мотив. Опять-таки он несет большую философскую нагрузку. Биоархитектура раковин воспринимается на работах мастера как храмовая архитектура. Будто внутри этих спиральных пространств сейчас идет служба! Началась она задолго до появления человечества. Поэтому столь ценно для нас свидетельство раковин о Боге-творце.

Вот волшебный цикл "Бродят души цветов под вечерним дождем". Перед нами своего рода венки, проемы которых - как окна в миры разных культур. Вас удивляет, что рядом с египетскими пирамидами появилась раковина стромбуса? Но сколь органично она вошла в этот контекст! Художница видит потаенные связи явлений. Она переводит их на зрительный план - и это сразу становится фактом поэзии. Раковина мурекса - рядом с китайской фанзой: их парадоксальное соседство впервые заметила Маргарита Юфа. Но теперь кажется, что оно имело место всегда - так было задумало еще в предвечных эонах. А на этом листе ионийская волюта напоминает о своем генетическом родстве со спиралями раковин! За игровыми ассоциациями вдруг проступают глубокие аналогии. Маргарита Юфа - своеобычный философ. Ее работы заставляют задуматься об эстетическом единстве мира.

6. Художница по-своему претворяет и преломляет образы древнерусской архитектуры. Листам на эту тему присущ очень тонкий космизм. Архитектурный образ обязательно вводится во вселенский контекст. Радиальные волны Солнца; спирали солнечного ветра: это намечено пунктирно - легкой, истаивающей прорисью. Но это как бы сеть координат и для строителя храма, и для перелетных птиц, и для весенней травки: они знают, что такое движение посолонь - они вписывают свое бытие в мировое целое.

7. Изумителен японский цикл художницы. Откуда столь глубокое проникновение в эстетику другого народа? Оставим спорную тему реинкарнаций. Хотя сама Маргарита заставляет коснуться ее - на листе "Воспоминание о красной лошадке" она изображает себя ребенком в окружении японских реалий. Есть иные реинкарнации - художнические перевоплощения. И они не знают никаких ограничений.

Уходя в микрокосм хокку, художница отождествляется с его автором Басе - но вместо трехстишия рождается графический лист. Однако они абсолютно изоморфны друг другу. Малое, вроде бы случайное может обрести у японского мастера бесконечную информационную емкость. Вот лист "На чайной церемонии" - из курильницы тянется дымок: приглядитесь к нему - и вы увидите сонмы млечных путей. Кружевная космогония! От нее веет сказочным колдовством.

8. В японском цикле Маргарита Юфа использует оригинальнейший метод сочетания двух (и даже трех) листов, подложенных друг под друга, - они соединяются окнами вырезок. Не японская ли архитектура подсказала художнице эту придумку? Будто в пространстве листа появилась своя токонома! Это изумляет. Листы цикла конгениальны японской поэзии. И вообще японскому духу.

Нетрудно представить выставку Маргариты Юфа в дзэн-буддийском монастыре. Ведь именно дзэн предопределил своеобразие и Басе, и Хокусаи! Они знали о величайшей ценности Молчания и Пустоты. Художница неисповедимо переняла у них это знание. Все на ее листах японского цикла соответствует эстетике дзэн. Но тут нет и тени подражательности. Нет стилизации. Перед нами нечто другое: вхождение в душу чужой культуры - и ее ассимиляция. При этом не вытесняется своя душа. На берегах Онего внове проявился - и получил оригинальное выражение - эйдос японской культуры.

9. Художница любит жилкование листьев. Сколь созвучен ее эстетике лист гингко! Его легко трансформировать в японский веер. Маргарита Юфа знает ключ к подобным превращениям. Вот она поднимает осенний лист: осталась только сеть жилок - ажурная, удивительно графичная. Материя как бы истаяла - и остался чистый эйдос. К видению первосущего и стремится художница. Мир на ее работах истончается, утончается. И мы воочию видим его духоносную основу.

Юрий Линник